Лоуренс и Дахум. 'The pre-war happiness of life at Carchemish'.

[tes3m]

       Professor A. W. Lawrence, his brother's literary executor, believes that S.A. represents Sheik Ahmed, otherwise Dahoum, 'but as a personification as well as a person—a combination of the person and the place, a symbol of the pre-war happiness of life at Carchemish'.
Phillip Knightley & Colin Simpson,1970
       11 марта 1911 года Т.Э.Лоуренс, в 1910 году окончивший Оксфорд, по приглашению археолога Дэвида Дж.Хогарта начал работать на раскопках возле Джераблуса (Северная Сирия) — там были обнаружены руины Кархемиша, древнего города хеттов.
        В отсутствие Хогарта экспедицию возглавлял молодой археолог Леонард Вулли, который был на 8 лет старше Лоуренса и знал его уже несколько лет (Лоуренс впервые упоминает о Вулли в письме, написанном в августе 1906 года (1) В воспоминаниях, вошедших в сборник "T.E. Lawrence by His Friends" (1937) Вулли описывает Лоуренса как юношу "чрезвычайно одаренного и необыкновенно милого" (2), при этом оставлявшего впечатление незрелости, инфантильности.
       Внешне Лоуренс, которому тогда шел 22-й год, по свидетельству других очевидцев, казался 16-летним, но Вулли имел в виду прежде всего не внешность, а черты характера и поведение — к примеру, мальчишеское чувство юмора, часто выражавшееся в розыгрышах, и "любовь к нарядам, которая была у него тогда и от которой он, возможно, никогда не избавился" (думаю, Вулли тут говорит не только об арабских одеяниях, но и о мундирах рядового ВВС и танковых войск).
       "В Кархемише он всегда носил cветло-пепельный (French grey) блейзер с розовой отделкой, белые шорты с цветистым арабским поясом, украшенным кистями (такой пояс носили только холостяки, и у Лоуренса кисточки были больше, чем у кого бы то ни было), серые гольфы, красные арабские туфли. Шляпы он не носил. Его длинные волосы всегда были в ужасном беспорядке — он говорил, что они слишком длинны, только если начинают попадать в рот во время еды.
       По вечерам он надевал поверх своей белой рубашки и белых шортов белую, расшитую золотом, арабскую безрукавку и великолепный плащ из золотых и серебряных нитей — одеяние ценой в 60 фунтов, купленное им за бесценок у вора на базаре в Алеппо; и по вечерам его волосы были тщательно уложены щеткой. Сидя у огня он читал — обычно Гомера или стихи Блейка и Даути — и с гладкими волосами, в ореоле роскоши, он казался удивительно непохожим на того Лоуренса, каким был в дневное время. " (3)
       Добавлю еще несколько отзывов о Лоуренсе в Кархемише. Миссис Фонтана, жена британского консула в Алеппо, посетившая раскопки, написала о молодом археологе восторженно: "в шортах и рубашке без пуговиц, перехваченных цветистым арабским поясом, он казался тем, кем и был — юношей, обладавшим редкой силой и значительной физической красотой". Она упоминает о его волосах, выгоревших на солнце и заключает: "ни до, ни после этого я не видела таких золотых волос — и таких ярких синих глаз. Темноглазые, темнокожие арабы, приходившие показать, что они нашли на раскопках, или попросить хинина для лихорадящих детей (казалось, Лоуренс знал по именах их всех и их детей) смотрели на него с восторженным обожанием. "(4).
        Брат Лоуренса, Уилл, навестивший его в сентябре 1913 года, сообщал в письме домой, что блейзер на "Неде" был белый и с эмблемой колледжа Магдалины.(5) Американец по фамилии Уильямс, посетивший раскопки тоже в 1913 году, писал о Лоуренсе: "гладко-выбритый блондин с розовато-кремовым цветом лица, которому, казалось, не могла повредить безжалостная жара долины Ефрата,... носивший широкополую панаму, мягкую белую рубашку, расстегнутую спереди, оксфордский блейзер с эмблемой колледжа Магдалины на кармане, короткие белые фланелевые шорты, частично прикрытые украшениями, свисающими с пояса, не скрывавшими, однако, его голые коленки..." (6) Лоуренс учился в колледже Иисуса, а эмблему колледжа Магдалины носил потому, что тот оплачивал его участие в экспедиции (по инициативе Хогарта — он в свое время учился именно там): Лоуренс получал субсидию в размере 100 фунтов в год (кстати, для сравнения: как известно из одного письма Лоуренса, городская девушка в жены стоила в тех местах 12 фунтов, деревенская — 2). Возвращаюсь к рассказу Вулли:
       "В нашей комнате, - она славилась римским мозаичным полом — было несколько хороших ковров, и самые лучшие купил Лоуренс. Он заказал в Алеппо два кресла из черного дерева с обивкой из белой кожи — их дизайном он гордился. Он повесил на стену привезенный из дома гобелен Морриса. У него была изящная керамическая посуда из Кютахьи и, конечно, книги.
       Рабочие прекрасно знали, что его всегда можно умилостивить, даря цветы — и ради него в период цветения роз постоянно обворовывали единственный в тех местах сад (Ахмеда Эффенди из Зормары), а сам он часто возвращался с купания с большим букетом полевых цветов для украшения нашего жилища. Он обожал купаться и много времени проводил на берегу Ефрата или в его водах; он привез из Оксфорда каноэ с мотором и совершал на нем длинные поездки." (3)
       Любовь к красоте — черта, которая тоже оставалась у Лоуренса всю жизнь. Комфорт он не отвергал, никогда не был аскетом ("я не аскет, а гедонист"(7)), но позднее казался таким многим людям, знавшим его поверхностно, потому что, во-первых, гордился своей выносливостью и умением, когда потребуется, обходиться без многих удобств, во-вторых, попросту не нуждался во многих вещах, о которых было принято думать, что они нужны любому взрослому мужчине. Сэр Рональд Сторрс, к примеру, пишет о "простом образе жизни" Лоуренса: тот не курил и не пил спиртного.(8) Сторрс, слава богу, не добавляет, что Лоуренс еще и к женщинам был равнодушен — то, что это не всегда признак аскетизма, Сторрс мог знать по себе. А вот представить, что мужчина может не любить коньяк и дорогие сигары, однако позволять себе другие предметы роскоши, он, видимо, уже не мог. Однако Шарлотта Шоу не просто так постоянно слала Лоуренсу шоколад, дорогой чай и всевозможные лакомства. Вулли пишет о Лоуренсе: "Он не курил, редко пил вино и никогда — крепкие спиртные напитки, зато любил хорошую еду и очень придирчиво относился к арабским блюдам, которые мы ели в Кархемише".(3)
       Весной 1911 год Лоуренс познакомился с Дахумом. Обстоятельства знакомства нельзя назвать романтическими. Лоуренс и его коллега Томпсон решили подшутить над одним турецким жандармом, постоянно докучавшим им просьбами о спиртном. Когда он в очередной раз попросил дать ему бренди — под тем предлогом, что его лихорадит — англичане предложили полечить его иначе: на глазах у рабочих, заглядывавших в двери, дали стакан воды, Томпсон стал громко читать "заклинания" — сперва древнееврейский алфавит, потом "Дом, который построил Джек"— и наконец в воду бросили составные части шипучего растворимого слабительного. Турок в испуге отбросил стакан и спросил, за что они хотят его, своего друга, отравить. Тогда Лоуренс и Томпсон позвали мальчишек, развозивших на осликах воду по лагерю, и велели им выпить то же самое, пообещав, что иначе их высекут. Мальчики — один из них был Дахум — выпили смесь и ушли, в страхе ощупывая свои конечности и, видимо, ожидая, что колдовство вот-вот начнет действовать. Поскольку они остались целы, турок почувствовал себя трусом, опозорившимся на глазах у рабочих, и от стыда ушел в другое место.
       На следующий день, по словам Лоуренса (описавшего всю историю в письме к Хогарту (9)), Дахум рассказывал рабочим, что пил опасное магическое зелье белых людей, которое может превратить человека в кобылу или обезьяну. С тех пор имя, вернее, прозвище, мальчика стало постоянно упоминаться в письмах Лоуренса. "Дахум" значит "темный". Мальчик был светлокож, но Лоуренс сказал Вулли, что в младенчестве тот был темнее. Однако арабский историк Сулейман Муса считает, что Лоуренс шутил: арабы любят давать имена, противоречащие внешнему виду человека, поэтому мальчик мог быть так назван именно за светлую кожу. Впрочем, и сам Лоуренс именно так объяснял происхождение прозвища Дэвиду Гарнетту. Настоящее же имя Дахума было Ахмед. Кстати, Лоуренс пытался проследить родословную Дахума и утверждал, что предками юноши были не только арабы, но и хетты.

Продолжение (довольно длинный текст)

       В конце июня в письме домой Лоуренс сообщил о мальчике, что тот может прочитать несколько слов на арабском и гораздо сообразительнее окружающих, а в дальнейшем намерен пойти учиться в школу в Алеппо на деньги, заработанные на раскопках. Лоуренсу этот план не нравился: он боялся, что Дахум станет городским арабом, испорченным цивилизацией. "Совершенно безнадежная вульгарность наполовину европеизированного араба ужасна. Самобытный араб в тысячу раз лучше. Европейцы приезжают сюда учить, но лучше бы они приезжали учиться, потому что во всем, за исключением ума и образования, араб их как правило превосходит" (10). Джереми Уилсон пишет: «Крайне непохоже, чтобы Дахум разделял романтические взгляды Лоуренса. Он смотрел на образование как на средство, которое помогло бы ему спастись от жалкой нищеты, в которой жили крестьяне его деревни, и, должно быть, чудесной возможностью для этого казался ему интерес, который испытывал к нему Лоуренс. Он не понял бы странных викторианских идеалов своего покровителя»(11). Я не согласна с Уилсоном в том, что взгляды Лоуренса на арабов и на Дахума были только романтическими. В письме домой Лоуренс писал, например, так: "От Дахума теперь много проку, хоть он и дикарь. Все же тут у нас феодализм, который дает господину больше власти — поэтому у меня нет с ним проблем."(12) Но, с другой стороны, этот самодовольный тон "белого господина" не отражает полностью отношения к Дахуму.
       Когда Лоуренс тяжело заболел (такой прозаической болезнью, как дизентерия) и лежал в доме Хамуди, слуги Вулли, Дахум приходил помогать Хамуди ухаживать за больным. Впоследствии, кстати, когда Дахум заболел малярией, Лоуренс так же заботился о нем. А теперь Лоуренс решил сам присмотреть за тем, как Дахум будет учиться. Он сделал его своим личным слугой и начал учить писать, читать и фотографировать. Помогая Дахуму, Лоуренс заодно и совершенствовал свой арабский: учил его " с Дахумом и со словарем"(13)
       В письме 4.7 1911 Лоуренс попросил мисс Ридер, учительницу из школы при американской миссии, помочь ему учить Дахума, и сообщил, что собирается просить о подходящей книге другую учительницу, мисс Фариду аль Акль, арабку христианского вероисповедания. Лоуренс подчеркивает: «Помните, он должен оставаться мусульманином» (14) Впоследствии в одном из писем Фариде Лоуренс писал: "Если бы я мог говорить на нем [на арабском] так, как Дахум, вы бы не уставали меня слушать." (15) Это простодушное замечание напоминает подробные умиленные описания молодого солдата Поша Палмера в письмах Шарлотте Шоу, которая, вероятно, интересовалась этим солдатом еще меньше, чем Фарида Дахумом, когда рядом с ней был Лоуренс (она продолжала писать ему и в послевоенные годы).
       Вулли так написал о Дахуме в своих воспоминаниях: «Дахум, тогда мальчик приблизительно пятнадцати лет, был не особенно умен (хотя Лоуренс научил его достаточно хорошо фотографировать), но прекрасно сложен и поразительно красив. Лоуренс был предан ему. Арабы снисходительно злословили об их дружбе, особенно после того, как в 1913 году, когда Лоуренс остался в доме после завершения раскопок, Дахум поселился с ним и позировал ему для странной фигурки, которую тот вырезал из местного мягкого известняка и установил на край крыши. Создать подобие человека уже было достаточно плохо по их понятиям, но нагота этой фигуры явилась для них доказательством и иного греха.* Сплетни о Лоуренсе широко распространились, и все в них твердо верили.
       Обвинение было необоснованным. Склонность к нежным чувствам пронизывала все существо Лоуренса, но он ни в каком отношении не являлся извращенцем. В сущности, у него были очень чистые мысли. Благодаря изучению античных авторов, он отличался терпимостью и интересовался греческой гомосексуальностью, но в беспристрастной манере. Это был не болезненный интерес, а очень серьезный. Я никогда не слышал от него каких-либо бесстыдных замечаний, и, я уверен, он стал бы возражать, если бы их адресовали ему. Но он, бывало, откровенно и с определенным сардоническим юмором описывал арабские извращения. Он очень хорошо знал, что говорят арабы о нем самом и о Дахуме, но вовсе и не думал обижаться — его это забавляло. Я даже думаю, что своим поведением он нарочно увеличивал недоразумение, вместо того, чтобы попытаться положить ему конец; это отвечало его грубоватому и мальчишескому чувству юмора. Ему нравилось шокировать.»(16)
       Кстати, говоря о провокационном поведении Лоуренса, вспомним его яркий арабский пояс с кистями, который носили только холостые мужчины. По словам Майкла Ярдли, арабы сперва посчитали его знаком того, что Лоуренс ищет жену, но, убедившись, что это не так, сочли свидетельством гомосексуальности.(17) То, что Вулли подчеркивает — "у Лоуренса кисточки были больше, чем у кого бы то ни было", намекает на фаллическую символику кистей и на то, что Лоуренс нарочно носил большие кисточки — из озорства: видимо, это тоже «отвечало его грубоватому и мальчишескому чувству юмора» (он, кстати, любил Рабле и Аристофана).
       21/10/1913 ТЭЛ написал брату Уиллу, что он уговорил своего приятеля Юнга тоже вырезать горгулью и тот изобразил "идеальную женскую голову", и сам Лоуренс "демона в стиле Нотр-Дам". Уилсон удостоверяет, что моделью был Дахум, а сам Лоуренс говорил об этом Кеннингтону, причем сказал, что будто бы сделал восемь фигур в человеческий рост.(18)Надо сказать, что авторизированный биограф Лоуренса, Джереми Уилсон, очень неодобрительно относится к этой части воспоминаний Вулли. По его мнению, Вулли защищает Лоуренса притворно: "Вулли должен был понимать, что эта лицемерная смесь намеков с их "опровержением из верности другу" заставит многих читателей поверить худшему".(16)Судя по тому, что Вулли писал доктору Хогарту 12.10.1913 из Кархемиша, он на самом деле не верил в невинность отношений между Лоуренсом и Дахумом: «Лоуренс провел свой отпуск вырезая непристойных горгулий для него [дома], слегка напоминающих Дахума, так что это во всех смыслах слова чудовищно.» (18)
Дахум постепенно стал хорошим помощником: он не только научился хорошо фотографировать и составлять письменные отчеты, но даже решался по собственной инициативе покупать вещи, которые, как ему казалось, могли заинтересовать Лоуренса — маленький персидский ковер, глиняную посуду, арабскую седельную сумку.(19)
       Хогарт упоминает о Дахуме как о помощнике Лоуренса в письме Хогарта Кеньону, директору Британского музея ( 29.12 1912). Речь в письме идет о попытке Лоуренса не отдавать Британскому музею (которому принадлежало все найденное на расстоянии 10 миль от Кархемиша) вещи из одного захоронения и отправить их вместо этого в Оксфорд, в музей Эшмолин, которым заведовал Хогарт. Хогарт писал, что не имеет никакого отношения к замыслам своего ученика ("Чтобы избежать возможного недоразумения, я лучше сразу скажу, что этот вопрос был поднят всецело им, а не мной"), вещи считает обычными, получить их не жаждет, а Лоуренс принял все так близко к сердцу и из-за приверженности "своему местному музею, с которым он связан с детства", и "большей частью, думаю, потому, что, желая их [эти вещи] получить, тщательно разработал план мошенничества совместно с одним из своих ненаглядных джераблусских мальчиков (one of his dearest Jerablus boys)" (20) Думаю, что помогал Лоуренсу, как обычно, Дахум, хотя Хогарт и говорит о нем как об одном из нескольких мальчиков. В тоне чувствуется ирония: Хогарт хочет обозначить дистанцию между собой и Лоуренсом, показать, что одобряет не все действия последнего. Он недоволен необходимостью объясняться с Кеньоном.
       Однако, несмотря на подобные мелкие недоразумения, отношения между Лоуренсом и Хогартом оставались дружескими и доверительными.
В 1924 году, когда Хогарт был болен, Л. писал Шарлотте Шоу, что всем, чего он достиг в жизни, он обязан вере Хогарта в него (называя его "очень добрым, очень мудрым, очень милым человеком"). Когда в 1927 году Хогарт умер, Лоуренс писал друзьям о том, какой это тяжелый удар для него, потерявшего в лице Хогарта опору, человека, на которого он всегда мог положиться, которому мог довериться: "единственный человек, которому я никогда не должен был объяснять, почему я что-то делаю"; "Я мало видел его за последние пять лет, но меня поддерживало то, что я знал — существует этот оплот дружеского понимания"; "он на самом деле был мне как отец, которому я без всяких оговорок мог верить: он поймет, что меня беспокоит"; "[Хогарт] был человечен, знал глубину и широту человеческой природы, всегда понимал и никогда не судил". (21)
Перечисляя в письме к Шарлотте Шоу все, чем он был обязан Хогарту, Лоуренс называет Кархемиш "золотым местом". От времени, проведенного там, в его памяти осталось ощущение счастья.
       Летом 1911 и 1912 года раскопки не велись, и Лоуренс странствовал с Дахумом по Ближнему Востоку. Он путешествовал переодетым — не надеясь сойти за араба, он рассчитывал быть принятым за представителя более светлокожих народностей, обитающих в Северной Сирии. Роберту Грейвзу он рассказывал о том, какое они с Дахумом провели однажды счастливое лето, «переодевшись погонщиками верблюдов, спустившись по реке вдоль побережья Сирии, помогая крестьянам собирать урожай, купаясь и любуясь красивыми видами».(22)
       В 1912 году Лоуренс писал о Дахуме, что это "дикарь, который прекрасно борется" (Лоуренс всю жизнь любил бороться). Я писала о том, как Лоуренс ухаживал за Дахумом, больным малярией (и сфотографировал тогда). После того, как Дахум выздоровел, Лоуренс мог убедиться в том, что тот вновь способен бороться лучше, чем другие юноши его лет (24) Орланс пишет, что во время борьбы Дахум нечаянно сломал Лоуренсу два ребра. (23) Взглянув на фотографии Дахума, можно видеть, каким высоким и крепким юношей он стал уже в 15 лет.
       В 1912 году с Лоуренсом случилась история, которую его биограф Лиддл-Харт пересказал так: «Соблазнившись сведениями о существовании статуи женщины, сидящей на спинах двух львов, которая могла оказаться произведением хиттитов, он, переодевшись в туземную одежду, отправился на розыски в сопровождении одного из своих рабочих (видимо, Дахума — странствовал Лоуренс только с ним - tes3m). Поскольку район был расположен слишком далеко на севере, чтобы можно было предполагать наличие в нем странствующих арабов, он и его спутник были арестованы по подозрению в дезертирстве из турецкой армии. Они были брошены в шумную и полную насекомых темницу. При падении Лоуренс разбил себе бок, а у его спутника произошло сильное растяжение связок. Всю ночь они пробыли в заключении, обдумывая перспективы принудительной военной службы. Все же утром Лоуренсу удалось подкупить стражу и выйти на свободу.» (25)
        Об этой же истории Лоуренс вспоминает в "Семи столпах мудрости" в главе о Дераа, но выглядит она тут иначе. В оксфордском издании Лоуренс упоминает даже, что оказался в госпитале, а в окончательном тексте пишет: "когда я, раздетый, поднялся на ноги, и покачнулся со стоном, спрашивая себя, не сон ли это, и не вернулся ли я на пять лет назад, скромным рекрутом в Халфати, где нечто в этом роде, менее пятнающее, уже случалось" (26) (Я сейчас не буду углубляться в предположения о том, что могло происходить в Халфати и почему это должно было казаться Лоуренсу "менее пятнающим".)
        В июне 1913 года Лоуренс взял с собой в Англию (в Оксфорд, где жила его семья) Дахума и Хамуди. Как пишет Уилсон, Хамуди много времени проводил с Вулли, тоже в это время находившемся в Оксфорде, но, кажется, Лоуренс и его вместе с Дахумом научил кататься на велосипеде.
Лоуренс заказал художнику портрет Дахума, о чем я писала: "Ч.Ф.Белл, хранитель отдела изобразительного искусства в Ашмолеанском музее в Оксфорде, договорился с художником Фрэнсисом Доддом (1874-1949), что тот нарисует Дахума. Портреты Белл намеревался отдать Лоуренсу. В письме Беллу 12 августа 1913 года Лоуренс писал: "Рисунок №1 был окончен к полудню и оказался великолепен; Дахум сидит с самым своим заинтересованным видом ... он решил, что это замечательное развлечение, сказал, что никогда и не знал, как хорош собой - и я думаю, он был почти прав. <...> Я с ума сходил по рисунку, а Додд, стало быть, отдал его Дахуму, который неизвестно как выпросил себе один из рисунков. <...> Дахум берет его с собой в Кархемиш показать своим соплеменникам. Думаю, я украду его позже - он говорит, они дней девять на него поудивляются, да и перестанут. Это великолепнейшая вещь..." (27) Джереми Уилсон, цитируя это письмо, пропускает слова о том, как Лоуренс "с ума сходил по рисунку" и намеревался его украсть, зато сохраняет слова, которых нет в другом источнике: после "сказал, что никогда и не знал, как хорош собой - и я думаю, он был почти прав" следует "Он на время избавился от своего мрачного вида (sulkiness)". (28)
       Семье Лоуренса Дахум очень понравился. Мать пыталась говорить с ним по-французски, а младший брат Арни, которому тогда было 13,5, впоследствии писал, что Дахум был "исключительно милый парень" (29) и по нему было видно, как сильно повлияло на него общение с Лоуренсом: говоря его словами, "старший мужчина сделал его тем, кем он был (made into what he was by the older man)(30)
       Доктор Хогарт был не только выдающимся ученым, но и сотрудником разведки, а Вулли и Лоуренс не только занимались раскопками, но и помогали Хогарту в его менее афишируемых операциях. В январе и феврале 1914 года Вулли и Лоуренс приняли участие в экспедиции на Синай, которую возглавлял капитан Ньюкомб. Он с помощниками осуществлял военную разведку, а археологи должны были обеспечить маскировку. Дахум отправился в экспедицию вместе с Лоуренсом. В это время у Лоуренса не хватило денег расплатиться со всеми слугами, поэтому он заплатил всем, кроме Дахума, который был готов ждать, сколько понадобится. (31)
       Когда началась Первая мировая война, Лоуренс находился в Оксфорде, где они с Вулли писали археологический отчет об экспедиции. В дальнейшем он принял участие в войне, а Дахум, который остался в Кархемише, был нанят турками охранять раскопки, что освобождало его от службы в турецкой армии. Известно, что он оставался в Кархемише по крайней мере до 1916 года. Известно также, что в начале 1916 Лоуренс очень обеспокоился, когда не смог получить известий о Дахуме. К тому времени большинство мужчин и мальчиков из района, где жил Дахум, турки отправили в Константинополь, и Лоуренс не решался расспрашивать о своем друге — боялся узнать плохие новости.(32)
        В 1918 году, незадолго до взятия Дамасска, Лоуренс каким-то образом узнал, что Дахум умер от тифа. Исследователи не пришли к единому мнению, когда произошла эта смерть — тогда же или еще в 1916.
В июне 1919 г., находясь в самолете, летящем в Каир, Лоуренс написал на чистом листе в конце бывшей у него с собой книги: «А.(?) Я вызывал для него свободу, чтобы просветлели его грустные глаза, но он умер, ожидая меня. Я отбросил прочь свой дар и отныне нигде не найти мне покоя и мира.»(33)
        В это время он писал первую версию "Семи столпов", и эти строки выглядят как первый набросок знаменитого стихотворного посвящения. Лоуренс в дальнейшем больше ни разу не называет пола S.A. Вот первый вариант этого стихотворения (из оксфордского издания).

I loved you, so I drew these tides of men into my hands
and wrote my will across the sky in stars
To gain you Freedom, the seven-pillared worthy house,
that your eyes might be shining for me
When I came

Death was my servant on the road, till we were near
and saw you waiting:
When you smiled, and in sorrowful envy he outran me
and took you apart:
Into his quietness

So our love's earnings was your cast off body
to be held one moment
Before earth's soft hands would explore your face
and the blind worms transmute
Your failing substance.

Men prayed me to set my work, the inviolate house,
in memory of you.
But for fit monument I shattered it, unfinished: and now
The little things creep out to patch themselves hovels
in the marred shadow
Of your gift.

       Мой перевод (пришлось его сделать, т.к. на русском есть лишь переводы (и один из них — тот, что издала "Терра"— с ошибками) второй версии (из окончательной редакции книги), исправленной Робертом Грейвзом,— не могла же я переделывать их, приспосабливая к первой версии? А я хотела именно первую, в которой есть только Лоуренс и нет Грейвза. Я не надеялась сохранить красоту оригинала, но старалась передать смысл):

Я любил тебя — и взял в свои руки людские волны
и написал свою волю звездами в небе:
Свободу — славный дом семистолпный — добыть для тебя,
Чтобы глаза твои мне засияли,
Когда я приду.

Дух смерти служил мне в дороге, но ближе к цели,
когда мы увидели, что ты ожидаешь и улыбаешься,
он в ревнивом отчаяньи опередил меня —
и забрал тебя прочь —
В свое безмолвие.

Вот прибыль нашей любви — твое покинутое тело
было обнято на мгновенье,
Прежде чем мягкие руки земли изучили твое лицо
И слепые черви преобразовали
то, что было твоей оболочкой.

Люди просили меня завершить мой труд — укрепить этот дом
в память твою,
Но чтобы достойней был памятник, я разрушил его, не закончив, и ныне
мелкие созданья строят свои лачуги
В искаженной тени
Твоего дара.

       Окончательную редакцию стихотворения можно прочитать в переводе FleetinG_ тут.
Когда Роберт Грейвз переделал это стихотворение, сильнее всего изменилась третья строфа. Но она не стала менее чувственной:

Love, the way-weary, groped to your body, our brief wage
ours for the moment
Любовь, в пути истомленная, наощупь нашла твое тело —
Наша краткая плата,
наша — на мгновенье. (мой перевод)

       Почему Лоуренс, набрасывая первоначальные строки («Я вызывал для него свободу, чтобы просветлели его грустные глаза, но он умер, ожидая меня»), еще не пытался скрыть пол адресата стихотворения? Возможно, потому, что в них еще не было чувственности — только любовь и отчаяние, которые показались бы читателям вполне уместными в стихах на смерть лучшего друга. Кроме того, он тогда еще не был всемирной знаменитостью: лекции Лоуэлла Томаса начались лишь в следующем месяце. Лоуренс до войны, как мы знаем, не боялся сплетен, даже провоцировал их, по словам Вулли (впрочем, не следует принимать их на веру, не задумываясь), но после войны он уже не мог позволить себе быть таким беззаботным. Пятна на репутации историка или археолога не могли нанести урон престижу Англии, а вот репутация дипломата или, тем более, героя, ставшего национальным достоянием, должна была быть безупречна. Возможно, тот же Хогарт советовал ему быть осторожнее. Ходили слухи, что Лоуренс гомосексуалист.
       Поскольку мне приходилось читать фразы вроде "при жизни Лоуренса никому такое и в голову не приходило", хочу обратить внимание на следующее: 1) Лоуэлл Томас в сборнике "T.E. Lawrence by his friends" (1937, стр.185) пишет об "одном из ложных свидетельств против Лоуренса (one bit of false witness against Lawrence)" а именно — о том, что некие враги Лоуренса обвиняют его в гомосексуализме. Далее Томас пишет, что такой человек, как он, встречавший тысячи людей разного сорта, способен распознать гомосексуалиста. Возникает вопрос, насколько широко были распространены такие слухи, если их понадобилось опровергать через два года после смерти в сборнике, составленном из воспоминаний друзей. 2)Гарольд Орланс пишет, что о Лоуренсе "постоянно ходили недобрые слухи" (особенно открыто их обсуждали французы) и приводит некоторые из них в T.E. Lawrence: biography of a broken hero (стр. 225); 3) Брайан Гарднер, биограф Алленби в 1965 пишет: "некоторые критики находили последние годы жизни Лоуренса безвкусными и мелодраматичными. Были слухи, что он незаконнорожденный, что он гомосексуалист" (Allenby by Brian Gardner, 1965, стр. 207) 4) О подобных слухах еще в 1921 году писала в своем дневнике леди Скотт, о чем я рассказывала тут (там упоминается и о том, что сказал по этому поводу сам Лоуренс). Я могла бы привести еще примеры, но, думаю, достаточно. Мне кажется, многие слова и поступки Лоуренса объясняются тем, что он был вынужден считаться с окружавшими его слухами.
       В ноябре 1919 Лоуренс в письме Г. Дж. Кидстону, чиновнику Министерства иностранных дел, назвал первым мотивом, побудившим его принять участие в арабском восстании, "личный": "Мне очень нравился один араб, и я подумал, что подходящим подарком будет свобода для всего этого народа." Дальше он пишет, что, когда Дамаск был взят, он узнал, что этот человек умер за несколько недель до того и "таким образом моя борьба была потрачена впустую". (34)
В "Семи столпах мудрости" Лоуренс пишет о том же: "Самым сильным мотивом все это время был личный, не упомянутый здесь, но стоявший передо мной, наверное, каждый час, все эти два года. Текущие мучения и радости могли выступать, как башни, на фоне моих будней, но, прозрачный, как воздух, этот скрытый мотив менялся, превратившись в стойкий элемент жизни, почти до конца. Он отмер, прежде чем мы достигли Дамаска"(в переводе FleetinG_). (35)
        Симпсон и Найтли обратили внимание на то, что уже в 1919 году, в письме Кидстону Лоуренс избегает местоимений, которые могли бы указать пол "определенного араба" (по-английски arab может относиться и к женщине): не пишет "свобода для его (или ее расы)". Лоуренс в "Семи столпах мудрости" одобрительно пишет об однополой любви, и если бы читатели были уверены, что книга посвящена мужчине, да еще и узнали, что этот мужчина — юный погонщик ослов и слуга автора, они сопоставили бы это со сплетнями и могли бы придти к выводам, способным помешать многим планам Лоуренса.
        В 1922 году он захотел служить рядовым в Военно-воздушных силах. Попасть туда и в первый раз было сложно, а вернуться — после того, как пресса узнала Лоуренса, и он был исключен — было сложно невероятно. Лоуренс умолял главу ВВС, маршала Тренчарда вернуть его назад, уговаривал хлопотать за него всех, чье слово хоть что-то значило, даже угрожал самоубийством. На Тренчарда эти угрозы впечатления не произвели — он иронически велел Лоуренсу выйти из его кабинета и застрелиться в саду, чтобы не забрызгать ковер. Зато когда Лоуренс написал о том, что скоро покончит с собой, писателю Эдварду Гарнетту, а тот сообщил об этом Бернарду и Шарлотте Шоу, Бернард Шоу припугнул премьер-министра Стэнли Болдуина скандалом (герой войны, освободитель Дамасска покончил с собой!), и Лоуренс наконец-то вернулся в Королевские военно-воздушные силы.(36)
       Вспомним, что изгоняли его из-за шумихи в прессе, хотя ничего пятнающего о нем там и не писали. А если бы начали писать — или хотя бы говорить — о том, что его книга начинается с любовного стихотворения, адресованного арабскому юноше? Скандалы и сплетни были крайне нежелательны. Кроме того, присутствие Лоуренса в ВВС могли счесть опасным для нравственности молодых летчиков. Найтли и Симпсон не могли писать прямо о том, какие сплетни ходили о Лоуренсе (они и так многое из книги убрали под давлением А.У. Лоуренса), но намекнули, упомянув, что офицерам в ВВС не нравилась дружба Лоуренса с красивым молодым летчиком (Робом Гаем), которого он называл "Кроликом" и "Деткой" (Poppet).(37)
       Лоуренс не мог допустить, чтобы люди вокруг заговорили о том, что прославленный герой уже был влюблен в реального человека, в юношу Дахума, а значит, возможно, может влюбиться еще раз. У Лоуренса, чтобы защитить свою репутацию, было, мне кажется, два выхода: или признать, что книга посвящена памяти Дахума, но убрать из стихотворения все намеки на чувственность, убрать из "Семи столпов мудрости" все одобрительные упоминания о гомосексуализме, избегать разговоров о гомоэротике (а уж тем более выступлений в защиту авторов гомоэротических произведений, вроде Хенли),— тогда посвящение Дахуму можно было бы счесть выражением только романтической дружбы, а не любви— или же не скрывать одобрительного отношения к гомосексуальности, но всячески подчеркивать собственную неспособность к чувственной любви, чтобы защита гомосексуальности не казалась признаком личной заинтересованности. Лоуренс выбрал второй путь: его позицию, выражаемую в книгах, письмах и беседах, можно сформулировать так: "Да, я одобряю однополые отношения, я восхищаюсь мужской красотой и равнодушен к женской (38), однако я по некоторым причинам, о которых говорить не хочу, не вступаю ни с кем в сексуальные отношения, никого не люблю и даже не любил — никогда или почти никогда" ("I do not love anybody and have not, I think, ever— or hardly ever" (39)
       В 1925 счастливый Лоуренс вернулся в ВВС, а в 1927 оксфордский друг Лоуренса, Вивиан Ричардс, сказал Роберту Грейвзу, писавшему биографию Лоуренса, что S.A. — это араб Дахум, умерший в 1918 от тифа (Ричардс также сказал, что Лоуренс и Дахум побратались). Лоуренс написал Грейвзу, что его слова о смерти S.A. не надо понимать буквально, просто сам он изменился, и поэтому S.A. теперь находится вне пределов его досягаемости. В другой раз он объяснил, что S.A. — это скорее идея, чем личность. Грейвз впоследствии — уже после смерти Лоуренса — воспользовался этими словами для того, чтобы придумать свою версию. Ему очень хотелось, чтобы адресатом посвящения оказалась женщина.
       То, что стихотворение любовное, он понимал очень хорошо: он был настоящим поэтом, к тому же сам это стихотворение редактировал. Грейвз не мог сказать, как биограф Джереми Уилсон, что стихи посвящены Дахуму, но, тем не менее, к Дахуму Лоуренс испытывал исключительно отеческие чувства.
Сам Грейвз в юности был гомосексуален, потом решил покончить с прошлым и женился. "Ошибки молодости" Грейвз объяснял пагубным влиянием частной школы, писал, что такие, как он, не настоящие гомосексуалисты, не те, кто такими родились. Ему очень не хотелось, чтобы таким был Лоуренс, тем более, что дружба с таким прославленным героем ему льстила, как и тому льстила дружба с замечательным поэтом (хотя в последние годы жизни Лоуренса они ссорились и были близки к окончательному разрыву). Грейвз догадывался о гомоэротической окраске мазохизма Лоуренса (я потом напишу об этом подробнее), но объяснял "темные сексуальные фантазии" Лоуренса инцидентом в Дераа, поэтому пытался убедить себя и других, что до войны Лоуренс мог влюбиться только в женщину. После происшествия в Дераа Лоуренс, по мнению Грейвза, посчитал себя недостойным любви этой женщины. А S.A., пишет Грейвз, означает сокращенное Son Altesse, Ее (Его) Светлость — так в средневековой рыцарской поэзии обращались к воспеваемым дамам, чьих имен не хотели компрометировать. Лоуренс, по версии Грейвза, зачем-то сократил это обращение и сделал его совсем непонятным (видимо, чтобы труднее было догадаться, что стихотворение посвящено женщине).
        Как пишет Yagitani Ryoko (40), один друг Грейвза решил, что этой женщиной является Фарида аль Акль, учившая некогда Лоуренса арабскому (и помогавшая ему учить Дахума). Сама Фарида в телевизионной передаче в 1962 году сказала: «Я не С.А., это правда. Т.Э. никогда не влюблялся ни в одну женщину. Он не мог... Т.Э. хотел, чтобы посвящение "С.А." оставалось загадкой, которую трудно решить. Для меня это "Сирия-Аравия"». (41)(По моему мнению, эти слова не следует понимать так, что Фарида считала Лоуренса гомосексуалистом — думаю, она верила в его асексуальность.)
        Сам Лоуренс один раз объяснял биографу Лиддел Харту, что посвящение наполовину относится к человеку (А) и наполовину к месту (S), а другой раз — что S означает деревню или некое владение в Сирии, а А — человек. Не стоит удивляться тому, что двум своим биографам — Грейвзу и Лиддел Харту — Лоуренс дал разные объяснения: так он поступал и в некоторых других случаях.
       Брат Лоуренса, Арнольд, признавал, что S.A. — это Дахум или, если S.A. — это условная фигура, образ Дахума является ее важнейшим элементом, а в другой раз писал, что S.A. сочетает черты человека (Дахума) и места и является "символом предвоенной счастливой жизни в Кархемише". (42) Арнольд обычно очень неохотно говорил обо всем, что могло навести на мысли о гомосексуальности его брата, но он сам видел в детстве Дахума, "необычайно милого парня", помнил, как они с Лоуренсом были привязаны друг к другу, и, видимо, из любви к брату и в память о том безоблачно счастливом времени его жизни Арнольд не стал отрицать, что С.А. — это Дахум.
       Не отрицает этого, как я писала, и авторизированный (Арнольдом) биограф, Джереми Уилсон. В наше время известны убедительные свидетельства в пользу Дахума (вроде строчек, написанных Лоуренсом на книге), о которых еще не знали те, кто раньше пытался отыскать другие кандидатуры.
В 1955 году Флора Армитадж написала в книге о Лоуренсе, что S.A. это еврейка-разведчица Сара Ааронсон из Палестины, которая покончила с собой в 1917 году, попав в плен к туркам. (43) Совпали инициалы и время смерти. Правда, нигде не упоминается о том, что Лоуренс вообще встречал когда-либо Сару Ааронсон, но это, видимо, неважно для желающих верить в то, что Лоуренс, "как все мужчины", любил непременно женщину. Эта выдумка понравилась доктору Эрнсту Алтуняну, безответно влюбленному в Лоуренса (признание в любви произошло в 1934 году), о котором я писала тут. Он не мог смириться с мыслью, что Лоуренс, который отверг его любовь, мог любить другого мужчину. Кроме того, могло быть так, что, Алтунян, как Дж.Р. Акерли, Марсель Пруст, Михаил Кузмин и т.д., был склонен влюбляться не в гомосексуалистов (это просто предположение), поэтому история о том, что Лоуренс мог быть влюблен в женщину, отвечала его желанию видеть Лоуренса идеальным героем, идеальным объектом любви.
       О том, что Лоуренс писал об "определенном арабе", в 1955 году известно не было. (Кстати, я тоже могу предложить версию по образцу этой: С.А. — это Софья Андреевна, жена Льва Толстого— умерла, правда, в 1919 году, но Лоуренс еще в 1918 году догадался, что жить ей осталось немного и его приезда в Россию она не дождется. А полюбил он ее, разумеется, по портрету, что очень по-рыцарски — это уже поворот в духе Грейвза.)
Других женщин на роль С.А. никто подыскать не смог, зато есть еще двое кандидатов-мужчин: принц Фейсал (версия появилась в 1965 году и воплощена в фильме "Опасный человек, Лоуренс после Аравии") и Шариф Али (придумал Десмонд Стюарт).
        Принцу Фейсалу не хуже (даже лучше) других подходит обращение Son Altesse. Известно так же, что один американец, встречавший его вместе с Лоуренсом на парижской мирной конференции, записал в дневнике, что никогда еще не видел двух взрослых мужчин, настолько привязанных друг к другу. Впрочем, в фильме нет определенных указаний на то, что для его создателей Фейсал единственный прототип С.А. Возможно, они сочли, что этот образ сочетал черты Дахума и Фейсала. А Десмонд Стюарт прямо пишет, что С.А. для него это и Дахум, и Али, и разные места в Аравии. (Кстати, Джереми Уилсон в своей биографии Лоуренса пишет о Дахуме как о прототипе S.A. и вовсе не упоминает никаких других "версий" — пишет о Фариде аль Акль только как об учительнице Лоуренса и Дахума, а о Саре Аарансон, как и следовало ожидать, не пишет вовсе.)
       Все же, хотя Лоуренс и заявлял, что только А. относится к человеку, а С. к местности, но писал он об этом исключительно Лидделу Харту. Другим людям он писал иное: Р.В.Бакстону в 1923: "С.А. — человек, ныне покойный", Робу Гаю в том же году: "Люди еще не друзья, пока не сказали друг другу всё, что могли, и не способны сидеть вместе, на работе или на отдыхе, долгими часами, не разговаривая. Мы никогда не достигали этого в полной мере, но были все ближе день ото дня... а с тех пор, как умер С.А., я никогда не чувствовал, что такое рискует случиться".(44) Лоуренс, обращаясь не к биографам, которым он часто давал неверные сведения о себе, а к молодому человеку, который на короткое время показался ему вторым Дахумом, пишет об С.А. не как о собирательном образе или символе, а как о конкретном человеке.
Отсюда следует, что не только А. но и С. относится к человеку. Когда Дэвид Гарнетт, брат Лоуренса, Арнольд, и Вивиан Ричардс стали писать, что Дахума звали по-настоящему Sheikh Ahmed (Шейх Ахмед), оказалось, что Лоуренс нигде его так не называет. Историк Сулейман Муса возразил, что арабы не могли называть этого мальчика Шейхом, поскольку это обращение почетно (45) и Дахум его никак не заслужил.
       Однако существует еще одна версия о том, как полностью звали Ахмеда по прозвищу Дахум. Том Бомонт (1898-1991), английский солдат, пулеметчик, служивший под начальством Лоуренса, рассказал журналистам Найтли и Симпсону, что Дахум работал на Лоуренса во время восстания как разведчик в турецком тылу. Дахума тогда не называли этим детским прозвищем, потому что он уже был взрослым мужчиной: Лоуренс и другие арабы звали его Селим Ахмед (или Салим Ахмед).
'Салим был очень славный парень. Светлокожий, говорил немного по-английски и по-турецки, хорошо фотографировал и даже мог составлять отчеты. Он не был солдатом, никогда не служил. Он больше походил на личного помощника Лоуренса. После того, как он уходил к туркам, Лоуренс, бывало, посылал кого-нибудь передать ему деньги и инструкции. Посыльный возвращался с новостями о турецких маневрах. На совещаниях с арабами Лоуренс, бывало, скажет, что турки сделали то и это, и когда оказывается, что это и правда так, арабы говорят: "Как Лоуренс мог это узнать? Должно быть, ему сказал Аллах'. Но это был не Аллах, это был Салим.'
       'Мы были в Умтайe в сентябре 1918. Однажды Лоуренс сказал нам: "Не волнуйтесь, я отлучусь на несколько дней. Повидаюсь с Салимом." Когда Лоуренс вернулся, я спросил: "Видели Салима?". Лоуренс ответил: " Ему конец. Он умирает. У него тиф." Я уверен, что он упоминал именно тиф, потому что всем нам вскоре сделали экстренные уколы против тифа. Лоуренс отвернулся и закрыл лицо своей куфией, и я услышал, что он сказал: "Я любил этого мальчика". Когда он отворачивался, я заметил, что он плачет. В разговоре его телохранителей я уловил слово "смерть", и увидел, что они жестами показывают, как Лоуренс обнимает Салима.' (46)
Найтли и Симпсон потом попросили Тома Бомонта еще раз рассказать эту историю, и у них сложилось впечатление, что он говорит правду, путаясь лишь в незначительных деталях, которые не могли сохраниться в памяти спустя полвека после событий.
        Одни биографы приняли историю Тома Бомонта (47), другие нет. Джереми Уилсон не верит Бомонту, но аргументы против него выдвигает странные — пишет, например, что один его, Уилсона, друг, которого он не называет по имени, говорил, что Бомонту нельзя верить. Тем не менее, верить истории, которую никто другой не может подтвердить, и я до конца не решаюсь. Я перевела ее, чтобы читатели сами могли судить, верить или не верить. Слова Лоуренса "Я любил этого мальчика" звучат мелодраматично, но пожилой человек спустя полвека мог и правда воображать, что слышал именно это, мог невольно досочинить историю так, чтобы она выглядела "красивее" — "как в кино".
       Найтли и Симпсон пишут, что даты совпадают, и вполне логично, если Лоуренс использовал для шпионских операций человека, в преданности которого он был уверен. Можно усомниться, мог ли Лоуренс вовлечь любимого человека в опасное дело, но, мне кажется, как раз совместная борьба двух любящих отвечала его идеалам, сложившимся на основе античной и средневековой литературы (которая рисует не только служение Прекрасной даме, ожидающей рыцаря, но и друзей — например, Роланда и Оливье — сражающихся рядом). В "Семи столпах мудрости" Лоуренс описывает Дауда и Фарраджа, делящих все трудности и опасности, говорит об «открытости и честности совершенной любви» этих юношей. Али и его возлюбленный по имени Турки тоже оба участвуют в сражениях. А может, и сам Дахум, которому в 1916 году было 19 лет, не захотел отсиживаться в тылу, работая на турок, ведь, по словам Лоуренса, ему была дорога свобода. Всякое могло быть, конечно, но то, что Дахум после 1916 года мог работать разведчиком, агентом Лоуренса, звучит, по-моему, правдоподобно.
       Тем не менее, похоже, что Дахума могли называть и Шейхом Ахмедом, как думали брат Лоуренса и его друзья. Это могло быть еще одним прозвищем. Yagitani Ryoko пишет о том, что в 1998 на Сотби появилась записка Дахума, написанная в 1914, адресованная Фариде Аль Акль, с подписью "Sheikh Ahmad." Подпись, как пишет один исследователь, скопирована Дахумом с подписи некоего Shaikh Ahmad al Halab. Видимо, Дахум хвастался перед Фаридой умением писать. (48) Предполагается, что и земляки Дахума могли прозвать его Шейхом отчасти в шутку, отчасти из уважения, за то, что он научился писать (Лоуренс сообщал родителям, что в округе лишь один араб, кроме Дахума, мог написать несколько слов.(49)) Мне еще кажется, что так прозвать его могли и за то, что он в таком юном возрасте занял видное место на раскопках (на фотографии, изображающей помощников археологов (она есть в этом посте), Дахум единственный так молод, остальные — пожилые, уважаемые люди).

Фотографии

Т.Э.Лоуренс в августе 1912 года


Раскопки в Кархемише. cnx.org/content/m13674/latest/


Леонард Вулли и Т.Э.Лоуренс в Кархемише






Дахум в 1911 (фотографии Лоуренса)


Т.Э.Лоуренс и Вулли. 1913

В первом ряду Лоуренс, Вулли, Фуад Бей, Хамуди и Дахум.

Лоуренс и Вулли.

Дахум, Абд эс Салам, Грегори (помощник Хогарта), Хамуди (помощник Вулли)

Больной Дахум.16 июля 1912

1912 Дахум с пистолетом, подаренным Лоуренсом

1912 Лоуренс в одежде Дахума (фотография Дахума)

Портрет Дахума работы Фрэнсиса Додда. Июль 1913 года.


Hubert Young's 1913 photograph of T.E. Lawrence's naked statue of Dahoum made in Carchemish. (Википедия)

Источники (и некоторые цитаты по-английски)

1.T.E. Lawrence: a biography‎ by Michael Yardley - 2000, стр. 29
2. 'unusually gifted and remarkably lovable' — T.E. Lawrence‎ by His Friends- edited by Arnold Walter Lawrence - 1937, Стр. 75
3.'his fondness for "dressing up" which he had then and perhaps never got over. .......At Carchemish he always wore a blazer of French grey trimmed with pink, white shorts held up by a gaudy Arab belt with swinging tassels (it was a belt worn only by bachelors, and Lawrence had his tassels made bigger than anyone else's), grey stockings, red Arab slippers and no hat; his hair was always very long and in wild disorder — he used to say it was too long when it got into his mouth at mealtimes. In the evening he would put on over his white shirt and shorts a white and gold embroidered Arab waistcoat and a magnificent cloak of gold and silver thread, a sixty-pound garment he had picked up cheaply from a thief in the Alleppo market; in the evening too his hair was very carefully brushed: sitting in front of the winter fire reading — generally Homer, or Doughty`s poems or Blake — he would look with his sleek head and air of luxury extraordinarly unlike the Lawrence of the daytime. In our living-room, which boasted a Roman mosaic pavement, there were some good rugs, the best of which Lawrence had bought.He had had made in Aleppo two armchairs of black wood and white leather of of whose design he was very proud ; he had brought out from home a piece of Morris tapestry to hang on the wall. The workmen knew well that he could always be placated by a gift of flowers — in fact the only garden near, that of Ahmed Effendi of Zormara was regularly ransacked for his benefit during the rose season — and he would often come back from a bathing excursion with a great bunch of wild flowers for the house. He was fond of bathing and spent much time in and on the Euphrates; he brought out from Oxford a Canadian canoe with a motor attachment and would make long excursions in it.
...
He did not smoke, he took wine seldom and spirits never, but he liked good food and had a very critical taste in the Arab dishes which we had at Carchemish.' — T.E. Lawrence‎ by His Friends- edited by Arnold Walter Lawrence - 1937, Стр. 73-74
French grey -[Victorian] Usually mixed with a little blue and a red, when a "middle tint" was required, this "fancy" colour was far from cheap www.thelittlegreene.com/paints-for-home/colour/...
4. ... it is sober truth that I have not seen such gold hair, before nor since — nor such intensely blue eyes. The dark-eyed, richly coloured arabs who came to exhibit their finds on the 'Dig' or to beg quinine for their fevered children (Lawrence seemed to know them all by name and their children's names too) watched him with fascinated affection. ...a young man of rare power and considerable physical beauty... T.E. Lawrence‎ by His Friends- edited by Arnold Walter Lawrence - 1937, Стр. 68
5.Lawrence of Arabia: The Authorized Biography of T.E. Lawrence by Jeremy Wilson, 1990, стр. 126
6.T.E. Lawrence: a biography; by Michael Yardley - 2000, стр.48
7.Cлова ТЭЛ, цитирую по T.E. Lawrence: biography of a broken hero by Harold Orlans -2002, стр.119
8.The simplicity of his life was extreme. He smoked no tobacco, he drank no
alcohol -The Memoirs of Sir Ronald Storrs‎ - 2007, стр. 475
9. telawrence.net/telawrencenet/letters/1911/11062...
10.Lawrence of Arabia: The Authorized Biography of T.E. Lawrence by Jeremy Wilson, 1990, стр.95
11.Ibid, стр.96
12.Ibid,стр.108
13.'with Dahoum and a dictionary'. Secret Lives of Lawrence of Arabia by Phillip Knightley & Colin Simpson,1970, Стр. 183
14.Lawrence of Arabia: The Authorized Biography of T.E. Lawrence by Jeremy Wilson, 1990, стр.95
15.A prince of our disorder: the life of T. E. Lawrence‎ by John E. Mack - 1998, Стр. 96
Описание этого письма на "Сотби": Description: Lawrence (T.E.) Autograph letter signed with initial (''L''), to Farida el Akle, a lengthy missive apologetically explaining in humorous vein why he had not written to her (a fact which had elicited her ''most unchristian show of temper''), since he had tried twice to write in Arabic before being interrupted (''...at present we work 19 hours a day, in the open air mostly, & when we do get to the evening, we are too bothered to do more than write the perfunctory English scribble. I have read no Arabic since our first few weeks here, except your letters, & the last one took me about an hour!...'') and also because he took her at her word when she said she did not want a reply (''...Do you know that in England, we used to call you the fair sex? Are you horribly ashamed of yourself yet?...''); he accounts for what letters he has written to various people (''...general affairs, with a dig in the ribs here, and a pin-prick there...''), claims that she would be annoyed if he did nothing but apologise (''...It would be like a mutton chop that was all chop and no mutton...''), reports on the progress of the excavations (''...we stop on Saturday week: and then the Odyssey begins...[Reginald Campbell] Thompson & I may buy the site we are digging-it's almost as big as Jebail, and the Bagdad railway will cross the river from it, and it is going for £30-and make it, a harbour of refuge for the district...''), and declares his intention to turn up at Jebail, which will probably be when she is up in the hills (''...If so I shall go up and sleep with Amr...They say he has half cut his hand off. He shouldn't do things by halves: let him throw his whole heart and soul into every thing he does...That is the way to get on...''); he also comments on what fun it might be to live alone in one of these villages (''...And the Arabic is such amusing stuff: If I could talk it like Dahoum (by the way what does the name Dahoum mean?), you would never be tired of listening to me...''), and discusses various Assyrian words and other linguistic matters which have caught his interest, 4 pages, 8vo, Carchemish, 26 June [1913?]www.sothebys.com/app/live/lot/LotDetail.jsp?lot...
16.AW Lawrence, TE Lawrence, by His Friends (Garden City, NY: Doubleday Doran, 1937), 89. Цитирую по Jeremy Wilson, Lawrence of Arabia: the authorized biography of T.E. Lawrence (1990), стр.127-128
17.T.E. Lawrence: a biography; by Michael Yardley - 2000, стр.49
18.Jeremy Wilson, Lawrence of Arabia: the authorized biography of T.E. Lawrence (1990),127, 998
19.Secret Lives of Lawrence of Arabia by Phillip Knightley & Colin Simpson,1970, Стр. 183
20."chiefly, I believe, because Lawrence carried out an elaborate scheme of deception with the co-operation of one of his dearest Jerablus boys, in order to get them". Ibid,116
21. Цитирую по изданиям Lawrence of Arabia, strange man of letters: the literary criticism and Correspondence of T. E. Lawrence edited by Harold Orlans.1993; - Стр. 11
T.E. Lawrence: Unravelling the enigma by Andrew Norman, 2007, стр. 139-140 Кстати, я не уверена в том, что Хогарт действительно, как он писал Кеньону, ничего не знал о затеях Лоуренса. Майкл Ярдли пишет, что все трое — Хогарт, Вулли и Лоуренс были преданы Эшмолину и пытались что-нибудь раздобыть для своего музея. (T.E. Lawrence: a biography; by Michael Yardley - 2000, стр.47) Так что Хогарт, возможно, просто не хотел, чтобы его впутывали в подобные дела, но не возражал, если Лоуренс обманывал Британский музей как бы по своей инициативе.
22.Lawrence: The Uncrowned King of Arabia, by Michael Asher - 1998 Стр. 102
23. T.E. Lawrence: biography of a broken hero by Harold Orlans -2002, стр.113
24.'Lawrence was able to note that he was once again capable of wrestling better than other youths of his age.'Secret Lives of Lawrence of Arabia by Phillip Knightley & Colin Simpson,1970, Стр. 183
25.militera.lib.ru/bio/liddel-hart2/01.html
26. fgpodsobka.narod.ru/7pillars.htm
Об этом пишет и Джереми Уилсон. Jeremy Wilson, Lawrence of Arabia: the authorized biography of T.E. Lawrence (1990) Стр.995
27.тут.
28. Jeremy Wilson, Lawrence of Arabia: the authorized biography of T.E. Lawrence (1990) Стр. 124
29. Secret Lives of Lawrence of Arabia by Phillip Knightley & Colin Simpson,1970, Стр. 183
30. A Prince of our Disorder: The Life of T. E. Lawrence by John E. Mack, 1998, стр. 97
31.Secret Lives of Lawrence of Arabia by Phillip Knightley & Colin Simpson,1970, Стр. 183
32.Ibid,183
33.(A(?).I wrought for him freedom to lighten his sad eyes: but he had died waiting for me. So I threw my gift away and now not anywhere will I find rest and peace.
34. Letters of T. E. Lawrence, edited by Malcolm Brown ,1988 Стp.169
35.fgpodsobka.narod.ru/7pillars.htm
36. Я не даю цитат и ссылок, так как в другой раз расскажу об этой истории подробно.
37. Secret Lives of Lawrence of Arabia by Phillip Knightley & Colin Simpson,1970, Стр.185
38.pay.diary.ru/~arabiannights/p57886532.htm
39A Prince of our Disorder: The Life of T. E. Lawrence by John E. Mack, 1998, Стр. 448
40. "An 'S.A.' Mystery" yagitani.jpn.cx/tel/tpc_en12.htm#note02b
41.I am not S.A. and this is the truth. TE never fell in love with any woman. He could not...TE wished that S.A. would be a mystery that is difficult to solve. S.A. is to me Syria-Arabia. The secret lives of Lawrence of Arabia by Phillip Knightley & Colin Simpson,1970, Стр. 182
42.'a combination of the person and the place, a symbol of the pre-war happiness of life at Carchemish'.
Ibid. Стр. 181
43.yagitani.jpn.cx/tel/tpc_en12.htm#note02b An 'S.A.' Mystery
44.pay.diary.ru/~arabiannights/p89538266.htm
45ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A8%D0%B5%D0%B9%D1%85
46.'Salim was a very nice chap. He was fair-skinned, spoke some English and Turkish, and was skilled at photography and even accounts. He was not a soldier and never served as one. He was more like Lawrence's personal assistant. After he went behind the Turkish lines, Lawrence would send someone to meet him, to take him money and instructions. And the messenger would come back with news of Turkish movements. At the councils with the Arabs Law­rence would say that the Turks were doing such and such and when this turned out to be right the Arabs would say, 'How could Law­rence have known this ? Allah must have told him'. It wasn't Allah, it was Salim.
'We were at Umtaiye about September, 1918. One day Lawrence told us, "Don't worry, I'll be away for a few days. I'm going tto see Salim." When Lawrence came back I said to him, "Did you see Salim?" and he said, "He's finished. He's dying. He's got typhoid." I'm sure it was typhoid he mentioned because we all got emergency typhoid shots soon afterwards. Lawrence turned away and pulled his kuffieh over his face and I heard him say, "I loved that boy". When he turned back I could see that he had been weeping. I overheard the bodyguards talking and I caught the Arabic word for death and I saw them make gestures like Lawrence holding Salim in his arms.' The secret lives of Lawrence of Arabia by Phillip Knightley & Colin Simpson,1970, Стр. 186
47. Помимо самих Найтли и Симпсона, Stephen E. Tabachnick (Salim Achmed), Malcolm Brown & Julia Cave (Selim Ahmed), Lawrence James ('To S[elim]. A[hmed].') and Michael Asher (Salim Ahmad - цитирую Yagitani Ryoko yagitani.jpn.cx/tel/tpc_en12.htm#note02b
48 yagitani.jpn.cx/tel/tpc_en12.htm#note02b An 'S.A.' Mystery
49Jeremy Wilson, Lawrence of Arabia: the authorized biography of T.E. Lawrence (1990) Стр. 94-95

@темы: фотографии, окружение ТЭЛ, Дахум, биография ТЭЛ, отзывы о ТЭЛ, внешность ТЭЛ, S.A.

Comments

[Smolka*]

tes3m ох ты ж, я этого поста дождалась Завтра при первом же просвете все прочитаю и поназадаю кучу дурацких вопросов А пока просто огромное спасибо!

[tes3m]

Smolka* Я до завтра еще чуть-чуть допишу, а то, кажется, пропустила любопытные факты.

[Novus Spiritus]

tes3m
Спасибо за потрясающе интересный материал! Читается на одном дыхании.
Ваша версия о Софье Андреевне - супер!
tes3m - Вы просто великолепны! О Дахуме так мало пишут...
Отдельная благодарность за ссылки и за перевод.

[tes3m]

Novus Spiritus Рада, что понравилось.)))

О Дахуме так мало пишут

Ну, если сравнить с тем, как редко упоминают о некоторых других событиях из жизни Лоуренса, то о Дахуме пишут даже и не так уж мало. Но, конечно, все-таки мало, согласна.

[son-chik]

[ehwaz]

Очень интересный пост!
А я не знала, что Лоуренс был близким знакомым Леонарда Вулли и участвовал в раскопках.

[tes3m]

son-chik Спасибо.
ehwaz А ты интересовалась Вулли по другим его делам? Я, наоборот, знаю его только в связи с Лоуренсом — по Кархемишу. Хотя мимоходом встречала его имя, читая и о другом.

[ehwaz]

tes3m
Это супер-известный археолог. Он копал древний Шумер, открыл Ур, нашел гробницу царицы Шуб-Ат ( Пуаби) и еще кучу гробниц и зиккуратов. У него есть как минимум две книги по Шумеру. Родоначальник шумерологии.

[tes3m]

ehwaz Ага, я это читала про него, но уже когда заинтересовалась им в связи с Лоуренсом. А так я не испытывала интереса к археологии.
Они с Лоуренсом, кстати, жили дружно в Кархемише, это уже потом Лоуренс начал критиковать Вулли, а тот, видимо, узнал и обиделся. Лоуренс, например, писал, узнав, что Вулли хотят сделать смотрителем Эшмолина после Хогарта, что он недостоин. И когда Вулли хотели пригласить редактировать Геродота, он опять же влез с критикой: мол, Вулли, конечно, чудесный человек, но он так любит преувеличивать, что на научную точность и не рассчитывайте. И одну книгу Вулли назвал неправдивой и вульгарной. В общем, тот от обиды решил, видимо, не молчать, как положено джентльмену о том, что он думает по поводу Лоуренса, а намекнуть, как бы заступаясь.

[ehwaz]

tes3m
Ну то, что Вулли был человеком увлекающимся и фантазером - факт. Но хороший археолог и должен быть таким. Это не недостаток.
Я бы на месте Вулли тоже бы обиделась и отомстила.
Кстати. Вулли был женат. Его жена - Екатерина тоже участвовала в раскопках. Она неплохо рисовала и сумела реконструировать облик царицы Шуб-Ат.
Ну русский переведено две его книги о Шумере. Одну "Ур халдеев" я скачала, вторую - заказала в букинисте. Не помню, как называется. на той неделе обещали принести.

[tes3m]

ehwaz

Ну то, что Вулли был человеком увлекающимся и фантазером - факт. Но хороший археолог и должен быть таким. Это не недостаток.

Лоуренс сам был хорош, так что мог бы и помолчать на этот счет. Но я думаю, мы же не знаем всех деталей: может, он еще раньше обиделся на Вулли за что-то, вот и говорил... А может Вулли и вовсе не знал, что Лоуренс его критикует, а просто ему стало противно лицемерие: он знал Лоуренса живым человеком, а на того "навели хрестоматийный глянец". Он знал его оксфордским эстетом, таким и описал.)))

А жену Вулли я видела на фото вместе с ним. Даже сохранила: мне понравилось, как они вышли.www.mainlinemedianews.com/content/articles/2009...

[ehwaz]

tes3m
О, какая прекрасная фотография. Я ее стырю, она мне понадобиться.

[tes3m]

ehwaz Ага, замечательный снимок.

[son-chik]

tes3m
В благодарность автору поста небольшое видео по мотивам статьи:

[tes3m]

son-chik Спасибо!)))
Сейчас пытаюсь посмотреть, но у меня тут вообще не включается, а на ru-tube почему-то медленно-медленно... Жду, когда можно будет сделать повтор.

[son-chik]

tes3m

[tes3m]

son-chik

[amethyst deceiver]

tes3m Замечательный пост, спасибо!
Про Софью Андреевну - я плакаль

son-chik очень симпатичный видеоряд получился

[tes3m]

Amethyst deceiver )))Рада, что одобряешь.)))))

[amethyst deceiver]

tes3m

И когда Вулли хотели пригласить редактировать Геродота, он опять же влез с критикой: мол, Вулли, конечно, чудесный человек, но он так любит преувеличивать, что на научную точность и не рассчитывайте. И одну книгу Вулли назвал неправдивой и вульгарной.

Гыыыы, этот Лоуренс... уж чья бы корова мычала насчет приврать и преувеличить Вот уж точно - в своем глазу бревна не видно (а если и заметил, то вполне можно простить себе любимому ), а в чужом - соринку разглядел

Лоуренс сам был хорош, так что мог бы и помолчать на этот счет.

вот именно

[tes3m]

Amethyst deceiver Ну, все же фантазии о себе это одно, а в комментариях к научному труду — другое.))) Это я не к тому, что Вулли непременно откомментировал бы плохо, а к тому, что Л. мог осуждать украшательство именно в научном труде, а сам был писателем, ну и... думал, что можно приукрасить серые будни.

[amethyst deceiver]

tes3m а помнишь, где-то попадалось, что он и отчеты о, так сказать, проделанной работе в Аравии писал в несколько... эээ... вдохновенно-фантазийном стиле? И это не только про отчет о происшествии в Дераа, но и те, что он слал Алленби

[tes3m]

Amethyst deceiver Война это не наука. Тем более, он сам потом в книжке написал, что его отчет о битве пародирует чужие велеречивые отчеты, а то, что его приняли всерьез и дали орден... Ну, не поняли тонкого оксфордского юмора.

[amethyst deceiver]

tes3m

а то, что его приняли всерьез и дали орден... Ну, не поняли тонкого оксфордского юмора.

да уж, вот дураки-то, надо было не орден давать, а выпороть и все были бы счастливы

Война это не наука

дык и наука науке рознь! археология все ж не медицина

[tes3m]

Amethyst deceiver Все же отчет, мне кажется, не похож на пародию — я бы тоже решила, что он написан всерьез.

[amethyst deceiver]

Все же отчет, мне кажется, не похож на пародию — я бы тоже решила, что он написан всерьез.

наверняка он и писался всерьез - насколько слово "серьезно" применимо к Лоуренсу ну, играл мальчик в войну в Аравии, хотелось ему произвести впечатление на командование а потом-то всегда можно сказать, что пошутил

[tes3m]

Amethyst deceiver Он поэт, а люди приняли его то ли за вождя, то ли за святого. Но он ближе к Байрону и Рембо, чем к Черчиллю и Жанне д`Арк (хотя меня трогает, что он — при его-то отношении к женщинам — отождествлял себя с Жанной из пьесы Шоу).

[amethyst deceiver]

tes3m

Он поэт, а люди приняли его то ли за вождя, то ли за святого.

а он и не возражал

он — при его-то отношении к женщинам — отождествлял себя с Жанной из пьесы Шоу

ага, есть такое

[FleetinG_]

Прекрасный пост - такой разветвленный и обстоятельный
Да, образ оксфордского эстета многое дает для прояснения общей концепции Поясок его, я смотрю, многим понравился
Мне всегда было интересно - если там таки Sheikh Ahmed, то вот как прикажешь объяснять непосвященному человеку, что значит S?
Ричардс думал, что С.А. был в возрасте Лоуренса, но, очевидно, потому, что сам он прикипел душой к шерифу Али И хорошая была бы версия, да вот только Али после событий был жив-живехонек и на портрет позировал...
А Son Altesse и Сара Ааронсон, определенно, на одной ступени пьедестала с Софьей Андреевной
 tes3m, а никак оксфордский текст уже попал тебе в руки?

[tes3m]

FleetinG_

образ оксфордского эстета

В связи с этим еще интересно больше узнать о его дружбе с Леонардом Грином, чьи воспоминания тоже вошли в книгу "Друзья о Лоуренсе". Лоуренс еще не закончил школу, а Грин был студентом (Л. -16, Грину - 19) и уже писал прозу и принадлежал к группе уранианцев. За что Джереми Уилсон его не жалует. Вот откуда Л. мог больше знать об Уайльде и о Дугласе. Еще до Ричардса Л. предлагал Грину потом поселиться с ним где-нибудь на водяной мельнице и печатать красивые книги. Тот был не прочь, но не сложилось. То же Лоуренс предлагал и школьному другу Бисону.
А книги Грина потом и правда печатались так, как они с Лоуренсом мечтали — маленьким тиражом, зато для эстетов. callumjames.blogspot.com/2007_03_01_archive.htm...

если там таки Sheikh Ahmed, то вот как прикажешь объяснять непосвященному человеку, что значит S?

Меня саму этот вопрос смущает. «Непереводимая игра слов»!

да вот только Али после событий был жив-живехонек и на портрет позировал...

Так на то теория Грейвза, что С.А. не умер, а сам Лоуренс изменился. И верно ведь сам Лоуренс так говорил, хотя только Грейвзу (показательно то, что он писал Кертису, что, мол, Грейвз славный парень и не знает о нем, Лоуренсе, ничего, так что годится на роль биографа— придумает убедительные психологические обоснования всяким странностям).

оксфордский текст

Увы, не попал. Есть лишь глава про Дераа из него, благодаря Amethyst deceiver, сканировавшей ее — она у Найтли-Симпсона приложена. А у тебя ее нет (кажется, я о ней писала у себя, когда еще тебя не нашла)? Могу прислать. Там мало отличий от канона, не считая последнего параграфа, но они все же любопытны. Выложить тут текст не решаюсь, он еще не перешел в общественное достояние.