(Большую часть записи составляют мои переводы из писем Т.Э.Лоуренса Робу Гаю и Шарлотте Шоу. Источники указаны в конце.)
В 1955 году Э.М. Форстер в радиопередаче, посвященной «Чеканке», сказал: «Я ничего не знаю о жизни, которая там описана. Конечно, я познакомился с военнослужащими — например, в Клаудс-Хилл, убежище Лоуренса, где я встретился с его друзьями, с которыми и до сих пор поддерживаю отношения. Но я всегда знал их вне службы, я никогда не видел их работающими, а тем более не работал вместе с ними. Я никогда не разделял с Лоуренсом никаких его испытаний, поэтому не могу их истолковывать, могу лишь строить о них догадки, и я не могу подтвердить истинность того, о чем он рассказывает. Говорит ли он правду? Он это делал не всегда. И он всегда будет сбивать с толку тех почтенных людей, которые воображают, будто говорить правду это то же самое, что быть искренним. Искренним он был, но он любил выдумки и розыгрыши, любил петлять, сбивая со следа, и рассыпал много словесной пыли, которая ставит в тупик серьезного исследователя.»(1)

Форстер прав. "Чеканку" не следует воспринимать как точное описание жизни Лоуренса-Росса в ВВС. Это художественное произведение и, создавая его, Лоуренс писал не обо всем, что с ним происходило: он отбирал нужный ему материал, чтобы говорить не только от своего лица, но и от лица всех летчиков, которые, по его словам, «еще не научились говорить» (вспоминаются строки «улица корчится безъязыкая»). Он хотел показать, что, несмотря на свою славу, принадлежность к привилегированному сословию и образование, имеет на это право, потому что добровольно отказался от прежней жизни: «И вот я сбросил... все удобства и все, чем я владел, чтобы грубо погрузиться в общество грубых людей и найти себя на оставшиеся годы первозданной жизни» ("Чеканка", перевод FleetinG_). Отчасти это была правда — правда чувств — и она отразилась в книге, но писать биографию Лоуренса, опираясь только на эту книгу, нельзя.

Вот, к примеру, можно ли по "Чеканке" догадаться, что за два месяца до того, как Лоуренса выследили журналисты и он был удален из рядов ВВС, он познакомился там с человеком, которому чуть позже написал, что для него «удовольствие быть в рядах ВВС отчасти - и в значительной степени» зависело именно от этого человека. А ведь обычно, когда речь идет о Лоуренсе, принято уверять, что любил он только технику, а к людям привязанности не испытывал. Это звучало бы убедительнее, не всплыви в свое время на аукционах письма к Робу Гаю и не описывай Лоуренс в письмах к Шарлотте Шоу других своих друзей из числа военнослужащих (перед ней он не пытался скрыть искреннюю привязанность к ним). Авторизированный биограф ТЭЛ Джереми Уилсон считает, что показывать их широкой публике не нужно, ибо она их может неправильно истолковать, а они на самом деле совершенно не важны. Одно письмо он, правда, процитировал, чтобы доказать, что Лоуренс вовсе не был влюблен в Гая, как думают «некоторые авторы, видевшие лишь маленькую часть сохранившийся переписки между Лоуренсом и Гаем». Правда, непонятно — если он считает, что прийти к такому мнению можно было, лишь прочитав маленькую часть сохранившийся переписки, а вся переписка тут же развеяла бы все подозрения, почему же он не знакомит нас с этой перепиской?
Единственное письмо, которое он разыскал как доказательство того, что Лоуренс не увлекался Гаем, на меня производит как раз противоположное впечатление.
Впрочем, не у меня одной. Найджел Николсон в рецензии на биографию Лоуренса, написанную Джереми Уилсоном (упоминала тут), пишет, что Уилсон «убедителен — кроме одного аспекта: секса. Г-ну Уилсону противно рассматривать этот аспект слишком внимательно. Когда он исследует отношения Лоуренса с юным арабом по имени Дахум, которому тот посвятил "Семь столпов мудрости" ("я любил тебя"), г-н Уилсон говорит, что многие читатели будут введены в заблуждение и поверят "худшему." Почему же худшему? Потому что г-на Уилсона шокирует даже предположение, что Лоуренс был гомосексуален. Кроме того, когда Лоуренс написал, что он день ото дня был "ближе к этому" с одним рядовым ВВС, г-н Уилсон пишет, что это не являлось доказательством гомосексуальных отношений, когда ясно, что являлось — по крайней мере, в сфере чувств.»(2.)
Роберт Гай (3.) был очень красивым («красивым, как греческий бог», по отзыву друга Лоуренса, Джока Чамберса, "ангельски красивым", хотя и с vile Birmingham accent, по отзыву Лоуренса), белокурым и голубоглазым, но более ничем не примечательным, парнем, не блиставшим ни умом, ни особыми доблестями, не любившим читать, к тому же явно интересовавшимся лишь деньгами и связями Лоуренса. Это последнее обстоятельство мешает Уилсону объявить отношения Гая с Лоуренсом настоящей большой дружбой, поэтому он пишет, что Гай был просто попрошайка и вымогатель (sponger — Jeremy Wilson, Lawrence of Arabia, The Authorised Biography, 1989, стр 1128), а Лоуренс давал ему деньги и подарки исключительно по склонности помогать нуждающимся.
Вот, например, Лоуренс, пишет Уилсон, по доброте душевной подарил Гаю одежду, а нехороший писатель Десмонд Стюарт увидел в этом акте чистой благотворительности что-то не то. Но Уилсон почему-то не пишет, что это была за одежда, а Десмонд Стюарт как раз сообщает, что 31 марта 1923 Лоуренс отослал портному на Сэвил Роу чек за сшитое для Гая пальто за 16 фунтов 1 шиллинг (1 фунт стерлингов = 20 шиллингов), и два голубых кашемировых костюма (для него и для себя) за 33 фунта 8 шиллингов оба. Итак, один костюм стоит почти 17 фунтов, значит, костюм и пальто для Гая обошлись больше чем в 33 фунта. Жалованье Лоуренса в Бовингтоне было 51 фунт в год, а вернувшись в ВВС и служа в Индии, он получал 60 фунтов. Исходя из этого, можно представить и жалованье Гая, рядового ВВС. (Стоимость костюмов я узнала из книги Десмонда Стюарта T. E. Lawrence‎ by Desmond Stewart - 1977- Стр. 276:«A 'Drab Cheviot overcoat for RAM Guy, Esqr' cost £16.1.0; the bill also included two suits of blue Cashmere, one for Lawrence himself, the other for Guy», а размеры жалованья Лоуренса из T.E. Lawrence: biography of a broken hero by Harold Orlans, 2002)
Видимо, то, что речь идет об очень дорогой одежде, не мешает самому Уилсону считать, что Лоуренс просто вот так вот оригинально помогал первым встречным "попрошайкам", но от читателей он такой доверчивости не ждет.
Уилсон уверяет читателей, что отношения Лоуренса с Гаем неправильно поняли по трем причинам: из-за красоты Гая, из-за одного письма и из-за ласковых обращений в письмах: 'My rabbit', 'Dear Rabbit', 'Dear & poor miserable old thing', 'Dear Poppet', Poppet of poppets' и т.д.(rabbit -кролик; Poppet - крошка, малютка, душка, милашка). Да, только три причины, пишет Уилсон, делая вид, что других не существует, хотя противники Уилсона ссылаются и на другие письма, и на подарки, да и то, о чем упоминает Уилсон, понимают совсем не так примитивно, как он хочет показать. Уилсон опровергает только наличие гомосексуальной связи между Лоуренсом и Гаем, но ведь некоторые его оппоненты и не утверждают, что она была, а пишут просто о влюбленности Лоуренса, о сильном, хотя и не очень долгом увлечении.
Но рассмотрим те подробности, о которых Уилсон упоминает. Ричард Ф. Кроуфорд написал, что Уилсон, уверяя (хотя и не приводя никаких доказательств), будто Кролик и Милашка это просто армейские прозвища, не берется, однако, рассуждать о том, как Роб такие прозвища получил. Меня этот вопрос как раз не волнует. Ну, получил и получил. Не всем же прозываться Крутыми Джеками?
Однако Лоуренсу эти прозвища нравились, он ли их придумал или не он. Если Кролик и было прозвищем, которым Гая звали многие, "мой кролик" — обращение, которое показывает привязанность Лоуренса к нему.
читать дальше

Источники (и некоторые цитаты по-английски)
Отрывки из писем, воспоминаний и других источников перевела я.
upd О чувствительности.
The Lass of Richmond Hill на You Tube
О знакомстве Палмера с Э.М. Форстером я писала тут.