Лишнее подтверждение тому, что одного человека от другого отделяет не более десяти рукопожатий - посвящение к знаменитой книге Дейла Карнеги "Как перестать беспокоиться и начать жить" (1948). Звучит оно так: "Эта книга посвящена человеку, который в ней не нуждается — Лоуэллу Томасу". Самому журналисту и его лекциям по Лоуренсу уделено, кстати, немалое место в другом труде Карнеги: «Как вырабатывать уверенность и влиять на людей, выступая публично», и методика Томаса явно ставится в образец
А еще книгу про беспокойство сопровождает приложение «Как мне удалось победить беспокойство. 31 правдивая история». И в числе этих историй есть вот такая, на тему "что может выйти из двух минут общения с Лоуренсом Аравийским" Рассказ явно обработан по методике Карнеги (особенно радует вождь племени, считающий в процентах), но, если принять канву событий за достоверную - излагает все же не абы кто - напрашиваются некоторые любопытные ассоциации...
Я жил в Садах Аллаха
Р.В.С.Бодли
Потомок Томаса Бодли, основателя библиотеки Бодли в Оксфорде, автор книг «Ветер Сахары», «Вестник» и еще четырнадцати произведений
читать дальше
В 1918 году я отвернулся от своего привычного мира и направился на северо-запад в Сады Аллаха — пустыню Сахара, — где присоединился к одному из арабских племен. Там я провел семь лет. Я выучился языку кочевников. Я носил их одежду, ел их хлеб и принял их образ жизни, претерпевший мало изменений за последние двадцать веков. Я стал владельцем собственной овцы, а спал на земле в арабских палатках. Мне пришлось изучить все тонкости их религии. Написанная мною книга «Вестник» посвящена Магомету.
Семь лет, проведенных с этими пастухами-кочевниками, стали самым спокойным периодом моей жизни.
До того как я принял такое решение, у меня уже имелся богатый жизненный опыт: мои родители были англичанами, но родился я в Париже и прожил во Франции девять лет. Образование получил в Итоне и Императорском военном колледже в Сэндхерсте. Следующие шесть лет в качестве офицера британской армии я жил в Индии, где кроме исполнения непосредственных воинских обязанностей принимал участие в экспедициях в Гималаи, играл в поло и занимался охотой. По окончании первой мировой войны, которую прошел от начала до конца, я в должности ассистента военного атташе отправился на Парижскую мирную конференцию. И был шокирован тем, что там происходило. Проведя на Западном фронте четыре кровопролитных года, я верил, что сражался за спасение цивилизации. На Парижской мирной конференции я увидел лишь сборище самовлюбленных политиков, закладывающих основы второй мировой войны, гребущих под себя все, что плохо лежит, разжигающих национальную вражду и затевающих новые дипломатические интриги.
Мне надоела война, надоела армия и все наше общество. Впервые за мою карьеру вопрос о собственном будущем заставил меня провести не одну ночь без сна. Ллойд Джордж советовал мне заняться политикой, и я как раз обдумывал это предложение, когда случилась странная вещь, определившая мою жизнь на семь лет вперед. Все началось с разговора, занявшего не более двух минут, — разговора с самой яркой и романтической личностью, порожденной первой мировой войной, — «Тедом» Лоуренсом, или «Лоуренсом Аравийским», как его еще называли. Ему довелось провести некоторое время среди арабов, и он посоветовал мне направить свои стопы туда. Сперва это казалось невероятным.
Однако вопрос об уходе из армии был решен окончательно, и нужно было подыскивать занятие на будущее. Работодатели не хотели нанимать бывших военных офицеров, тем более что рынок рабочей силы наводнился миллионами безработных. Поэтому я последовал совету Лоуренса — отправился жить к арабам. И не жалею об этом. Они научили меня побеждать беспокойство. Подобно всем правоверным мусульманам, они фаталисты. Каждый из них верит, что любое слово, написанное Магометом в Коране, есть божественное откровение Аллаха. Поэтому когда Коран говорит: «Бог создал вас и все ваши поступки», они понимают это буквально. Вот почему они так спокойно относятся к перипетиям жизни и не начинают суетиться, если что-то идет не так. Они знают, что все вокруг предопределено, и только сам Аллах волен что-нибудь изменить. Это, конечно, не означает, что перед лицом опасности они сидят, сложа руки. чтобы доказать это, я расскажу вам о свирепом урагане сирокко, раскаленное буйство которого мне довелось пережить в Сахаре. Он выл и бушевал три дня и три ночи. Его яростная сила была настолько велика, что поднятый в воздух песок пересек все Средиземноморье и обрушился на равнину Рон во Франции. Ветер был так горяч, что мне казалось, будто волосы на голове вот-вот вспыхнут. В горле пересохло. На зубах хрустел песок. Я чувствовал себя как человек, стоящий возле плавильной печи на стекольном заводе. Я был чуть ли не на последней стадии безумия. Однако мои товарищи арабы вели себя спокойно. Они лишь пожимали плечами, повторяя «Мектуб» — «Так заповедано».
Но как только ураган закончился, они развернули бурную деятельность: зарезали всех ягнят, у которых не было шансов выжить. Таким образом они надеялись спасти взрослых овец. После этого стада отправились в долгое путешествие к воде. Все это делалось спокойно, безо всякой тревоги, жалоб и сожалений о потерях. Вождь племени сказал: «Это не самое плохое. Мы могли потерять все. Но, слава Аллаху, у нас осталось сорок процентов стада, чтобы начать все сначала».
Мне вспоминается еще один случай, когда мы ехали на машине через пустыню, и у нас лопнула камера. Запасного колеса с собой не было. Поэтому оставалось только три. Я встревожился, дал волю нервам и спросил арабов, что мы будем делать дальше. Они еще раз напомнили, что волнения могут лишь навредить делу. Такова была воля Аллаха, и поделать тут ничего нельзя. Мы медленно ползли по пустыне на ободе колеса. Прошло немного времени, и двигатель заглох. Закончился бензин! «Мектуб», — сказал вождь. Вместо того, чтобы бранить шофера, вовремя не позаботившегося о запасной канистре, мы продолжили путь пешком, а по дороге пели.
Семь лет жизни среди арабов доказали мне, что все неврастеники, умалишенные и алкоголики Америки и Европы есть не что иное, как продукт торопливого и беспорядочного образа жизни, насаждаемого нашей так называемой цивилизацией.
Все семь лет жизни в Сахаре я не испытывал беспокойства. Именно там, в Садах Аллаха, мне открылась безмятежность духовного и телесного существования, которую с безнадежным отчаянием ищут многие из нас.
Немало людей осуждают фатализм. Возможно, небеспричинно. Кому дано знать правду? Однако каждому из нас следует понимать, как легко меняются наши судьбы. Если бы, к примеру, в три минуты пополудни одного жаркого августовского дня я не повстречался с Лоуренсом Аравийским, все последующие годы прошли бы для меня совершенно иначе. Оглядываясь назад, вижу, как многочисленные события, над которыми я не властен, формируют мою судьбу. Арабы называют это «мектуб», «кисмет» — воля Аллаха. Если хотите, дайте свое название. Но помните — иногда оно творит чудеса. Что касается меня, то спустя семнадцать лет после возвращения на родину я все еще следую той философии непротивления неизбежному, которой научили меня в Садах Аллаха. Она принесла мне в тысячу раз больше пользы, чем любое успокоительное.
P.S. От себя могу только добавить, что "мектуб" явно имеет общий корень со словом "китаб" (книга), и что в связи с этим возникают очень занятные ассоциации - не только с предисловием к "Семи столпам", где автор предостерегает читателей как раз от увлечения жизнью среди иноземной культуры, но и всей этой фильмовской историей вокруг тезиса "nothing is written"